Как-то в раннем детстве из глубин моего неокрепшего разума выросло одноразовое претенциозно-громкое заявление: "Я хожу в школу затем, чтобы получать ЗНАНИЯ". То ли в противовес разборкам сверстников на тему как и за что ставят оценки, то ли совсем не поэтому (в таком случае "где-то далеко в памяти моей" сдвижки геоплит).

ЗНАНИЕ − оно как слово: им можно убить, им можно спасти. Есть жизнеутверждающее знание, есть единственно нужное знание, есть знание безвкусное и знание неполезное. Есть всепоглощающее знание, которое где-то глубоко висит фоновым излучением и не покидает, не даёт о себе забыть, не даёт заниматься всем остальным, с ним не связанным. Есть ужасное знание, случайно полученное, способное при всей своей формальной выключенности и непринимаемости во внимание отравить любой дальнейший шаг скверными впечатлениями. Есть великое знание, не принёсшее пытливому уму утешения и лишь нашептавшее ему, что суета сует всё под солнцем; есть малое знание, позволяющее читать Книгу Вечности. Есть знание ума и знание сердца. Есть знание и есть заблуждение, или иллюзия знания. Одно знание отнимает силы, другое возвращает к жизни; одно животворит, другое опустошает. И тем не менее так часто люди желают скорее ЗНАТЬ, чем не знать. "Скажи мне правду, какой бы страшной для меня она ни была". ЗНАТЬ, то есть ведать. Слова ведать и разведка − от одного корня.

Резидент означает постоянство.

А в разведке вообще не должно быть непостоянных. Слишком опасные ЗНАНИЯ.

Люблю военную историю. Люблю историю разведопераций. Люблю наших резидентов у них. Правда, не люблю их резидентов у нас, не люблю резидентные вирусы и ошибки при инициализации резидентной защиты. NOD32 смотрит на меня глазом Штирлица при каждой загрузке.

Так сложилось, что Владимир Богомолов не одобрил легендарный фильм за побочное действие эстетизации нацистской символики. У него − святое право на нелицеприятные суждения, у меня − резидентное дерзновение любить писателя и любить фильм. Разведчик анализирует ЗНАНИЕ, и все показания и противопоказания просвечиваются под его взглядом с неповторимой чёткостью. Он любит сердцевину и отсекает провокации. Мы, внуки фронтовиков, чтим каждое слово дедов и верим, что наши внуки будут слишком много ЗНАТЬ, чтобы ошибиться там, где к подвигу постоянной опасности добавляется жертва носить вражескую форму. Занятие "хуже не бывает" обязывало и Алёхина, и Таманцева, и подполковника Полякова. Во имя жизни на Земле.

На получаемые двадцатого декабря sms-ки от ваших друзей, поздравляющие с днём чекиста, реагируйте как на шутку! Мы не подаём повода для атак, главный аргумент которых − история "о трёх буквах" (забывают про недостаток букв в ЧК и избыток − в НКВД). Мы отмечаем третье февраля. Вряд ли об этой дате знал Евгений Таманцев − он и про собственный день рождения не помнил. Он о другом думал по пятнадцать − восемнадцать часов в сутки. А мы поднимаем бокалы. Одинаково за разведку и контрразведку, когда они обе наши. Вместе они определены у Богомолова как сплав науки и искусства.

Наши наука и искусство, образование и оборона волнуют нас постоянно. Мы не перестаём следить за тем, что происходит в стране и в мире, за тем, что читается и пишется, и надеемся, что сможем поддержать страну в современных (а на самом деле извечных) противостояниях. Порою кажется, что необходимо становиться резидентом Российской Федерации в Российской Федерации. Может быть, это и звучит не тише, чем в детстве. Но форма не больше содержания, и маршевая песня не выше выбранного пути. Есть такой критерий − быть по одну сторону фронта с Владимиром Осиповичем.

По ту самую, где майор Исаев. Где капитан Алёхин. Где ещё тысячи и миллионы. Где правота. Где Победа.